Самолюбие |
Достоинство |
| Все мы люди и это уже кое-что значит, но все-таки - разные люди. Есть личности яркие и неприметные, большие и малые. Самолюбие - это, первое, «знать себе цену»: относительную ценность своей личности, беречь которую, однако, следует абсолютно. То есть не заноситься (делаясь смешным) и не позволять себя недооценивать (делаясь жалким), бороться, по праву, за свое место среди других и за меру причитающегося месту уважения. Это - гибрид чувства личного достоинства (хотя и не нашедшего еще подлинного выражения), конкурентного иерархического чувства и (даже) чувства справедливости. Однако, представление об относительности собственной ценности неизбежно щекотливо для всякого Я, и кое-кому эта щекотливость прямо невыносима. «Если существует Бог, то почему это не я?» Вот - второе значение самолюбия. Покоя душе не дает тут смутное, в самолюбивом человеке, чувство личного достоинства как абсолюта. Этот тревожащий и зовущий абсолют не дает человеку смириться ни с каким занимаемым местом, как бы, может быть, высоко оно ни было; он вынуждает самолюбивого предъявлять особые требования к себе, «расти над собой», не останавливаясь на достигнутом и стыдясь удовлетворенности, - то есть всегда желать стоить все большего и большего и соответственно большего и большего для себя добиваться. В общем, самолюбие можно определить как ревность о своем относительном социальном достоинстве, подстегиваемую призраком абсолютного личного достоинства. |
Человек, его достоинство - высшая из ценностей и абсолютное мерило их всех. Пусть следующее определение достоинства не покажется слишком общим: это ценность самой жизни, максимально проявленная в человеческом (разумном, то есть предельно одушевленном, живом) Я. Жизнь Я неповторима и уникальна, соответственно и достоинство всякой личности несопоставимо с достоинством всякой другой, - в каждом оно бесценно, абсолютно; сознание или интуиция этого абсолюта (данные людям не в равной мере) называются чувством собственного (личного) достоинства. - Итак само по себе достоинство каждого бесконечно превосходит все, в чем можно нас сравнивать… но глаз легче улавливает различия, и слабость, суетность человеческая придает значение именно им; так возникают иерархии, «прейскуранты», в которых уважение и самоуважение личности отмерены сообразно занимаемым в них местам; так рождается «урод достоинства» - относительное социальное достоинство как тревожащая оценка себе, или самолюбие. «Я», если выявить до конца мерцающее в нем безмерное достоинство индивидуального бытия, - сам «Бог»! Тут уж ничего не добавишь, не убавишь; все себе причитающееся достоинство уже имеет. Ненасытность нелепа и стыдна. Что до требований к самому своему Я, то их чувство личного достоинства предъявляет тоже - и сводятся они к следующему: не предавать своего лучшего, стараться глубже понимать его и не пытаться «расти над», а становиться все больше «самим собой». |
| …То есть самолюбивый постоянно и более-менее нелепо доказывает себе и другим то, в чем достоинство не сомневается. | …То есть достойный человек чтит в себе и других то, чего самолюбие как бы не замечает, а то и пытается презирать. |
| Самолюбию всегда чего- то нужно, чего-то не хватает - это предопределено для него самим наличием сравнительной шкалы достоинств и успехов; а так как самолюбие (путая себя с личным достоинством) себя ценит высоко, это качество оно полагает в числе добродетелей. «Плох тот солдат, у которого не припрятан маршальский жезл в ранце»: эта вещь, мираж абсолюта, гарантирует его на всю карьеру от «сытой удовлетворенности». | Итак, достоинство все имеет, что ему нужно. Если оно чем-то и дорожит в особенности, так это - нашей личной независимостью, - но и последняя, в конце концов, лишь очень важное «обстоятельство», но не более того. Самоцелью она является, поскольку ценна сама по себе, а не тем, какие выгоды мы могли бы из нее извлечь. Независимость - положение, в наименьшей степени искушающее достоинство, но глубокое достоинство искушениям неподвластно. |
| Самолюбие, по-своему служа социальному, «общему», охотно осмысляет себя как одно из проявлений моральности. Также оно может казаться себе «правосознанием», - заставляя человека неукоснительно добиваться от других и от власти всего, на что он «имеет право» (пусть по сути и несправедливое, лишь бы официально означенное). Характерно, что особые «права» - привилегии - этому «правосознанию» милы особо. |
Человеческое достоинство морально, поскольку разумно - и значит сознает достоинство других. В отношении социальном, достоинство - это правосознание: сознание человеком своих и чужих естественных прав, совершенно независимо от того, представлены они в действующих законах или нет. Идея привилегий, особых прав-поблажек не для слабых, а для сильных, правосознанию претит. |
| Достоинство, можно сказать, заключает в себе бесконечность, а самолюбие устремлено в нескончаемость - бесконечность «дурную». Увы, «жить в обществе и быть свободным от самолюбия нельзя». Личному достоинству редко удается быть в нем всегда на собственной высоте, и, не дотянув до абсолюта, оно же становится самолюбием. Достоинство чувствительное, ранимое, хронически воспаленное - это и есть самолюбие. | Достоинство, как искра божья, абсолютно - но степень его осознания в себе человеком относительна, жизнь в обществе понуждает его сравнивать и мерить, и тут-то возникает - воспаляется - самолюбие. Явное самолюбие - это лишь больное и мелочное самолюбие; масштабное и здоровое называлось бы чувством собственного достоинства. От воспаления самолюбия не гарантирован никто; достоин - тот, в чьем поведении это ничего не изменит. |
| Дуэль, породившая ее «честь» - полное незнание о достоинстве вне самолюбия. Брошенная перчатка - это, видимо, символическое «подними, подай», то есть «ты должен мне прислуживать, как низший по достоинству (рангу)». Вообще, всякую свою услугу самолюбивый воспринимает либо как одолжение, либо как свое унижение, - почему он что-то кому-то должен? Он выше или ниже?.. Потому и просьбы к самолюбивому должны быть униженными. Потому и от тех, кто служит ему самому - хотя бы по профессии - он ждет униженности, иначе ему что-то непонятно… |
Это самое «подставь другую щеку» - вот полное снятие самолюбия (даже в ипостаси чести) в абсолюте достоинства. Что до услуг, то, ведь, делать добро - не унижение, а радость, реализуемый смысл жизни (посвятить свою личную жизнь Жизни вообще). Приятно и перчатку оброненную подобрать и подать, а если кинули нарочно - разве пожать плечами. В просьбе нет унижения, а есть доверие; правда, достойный редко просит о том, что может сделать сам. А уж с услужающими ему по профессии достойный деликатен особенно, - он им благодарен. |
| Задевает самолюбие всякий понесенный ущерб (ибо достоинство самолюбивого мерится его обладаниями); потому нечаянные обиды так же непростительны, как и сознательные. Более того, именно неумышленное и бьет всего больнее. Например, недооценка (кто-то верит, скажем, в твои малые данные столь искренне, что и не скрывает этого от тебя, будто ты эту веру должен сам разделять). | Ни убыли, ни прибыли ничего для достоинства не значат, никакой понесенный ущерб сам по себе никак задеть достоинство не может. Потому нечаянные обиды - не обиды вовсе. Причем недооценка - обида именно нечаянная; оценка и вообще есть личное дело оценивающего. Что до обид сознательных, то есть оскорблений, то их - как марающих в первую очередь самого нападающего - следует, до последней возможности, презирать. |
| Далеко не одно и то же самолюбие и самовлюбленность. Самовлюбленность, как всякая влюбленность - это нежность (к себе), обожающая и за недостатки; а самолюбие есть любовь требовательная, оно должно доказать Я и миру, что недостатков нет; то есть, это жажда самоуважения. | Самовлюбленность и чувство собственного достоинства могут сосуществовать в одном человеке, разве что, одно за счет другого: нарциссизм недостоин, ибо готов умиляться и всему дрянному в Я, а достоинство не избирательно - знает об абсолюте достоинства личности вообще - и потому не нарциссично. |
| Любовь - взаимное примеривание достоинств-цен, борьба самолюбий; кто любит больше, стоит меньшего, и этого нельзя показывать; неразделенная любовь унизительна. | Любовь - весь абсолют человеческого достоинства, явленный тебе в одном конкретном человеке. Кто любит больше, тому большее в любви открылось. Неразделенная любовь, безусловно, возвышает. |
| Беда, когда самолюбие в человеке объявляет войну всему, что выше его понимания; вот то, что называется - низменное. Однако на святое - стоящее выше разумения по самому своему определению - самолюбие замахивается отнюдь не всегда. Зачем? Святое - для всех, но не для всех в равной мере. Пусть будет святое, а я пусть буду к нему причастен особо… Так, в культурной среде именно самолюбие и порождает явление ложных божков, «голых королей»: как позволишь себе не видеть того, что видят другие? Куда денешься, если мое «понимание» или «непонимание» - оценка мне самому?.. |
Достоинство не даст родиться в человеке неприязни к тому хорошему, чего он не понимает, по одной простой причине: все духовное, что данному человеку действительно нужно и важно, ему тем самым доступно. А если что в этом духовном и покажется ему самому до конца не постижимым, это чувство будет - восторгом, чувством святого… Преобладай в людях достоинство, не было бы и «голых королей»: зачем человеку, живущему своей подлинной жизнью, вынуждать себя чувствовать то, чего он не чувствует?.. Но за каждым словом против «голых королей» (последние ведь не безвредны) непременно будет заподозрено низменное, хула на святое. |
| Достоинства, ценимые самолюбием - социально-иерархические: это сила, влияние, это в широком смысле собственность - то, чем мы обладаем. Имущество, здоровье, способности, красота… Это, значит, все то, что заставляет других ценить нас, дорожить нами, уважать нас или, может быть даже, бояться; хорошо, когда мы другим нужны, а они нам не слишком, - баланс должен быть в нашу пользу. Это способность вызывать любовь. И умение становиться выше жалости, которая будто ставит нас на одну ступеньку с тем, чего (кого) жалко; если и жалеть, так уж презирать… Это воля. Готовность неотступно добиваться лучшего не должна особо задумываться даже о справедливости, - большие запросы, как признак самоуважения - уже достоинство. Это самообладание - «лопни, но держи фасон», - столь важное умение не выдать слабости, маска… |
Какие достоинства ценит достоинство? Те, видимо, что позволяют человеку представлять собою что-то вне иерархий, вне власти, влияния и собственности; те, другими словами, что останутся, если человек потеряет все. Это, значит, все достоинства, выражающие человеческую - а впрочем, не только человеческую - способность дорожить чем-то ради него самого. Иметь что-то такое, что было бы важно бескорыстно. Это способность любить, а главное жалеть, то есть любить не для себя. Это умение презирать презрение, которым общепринятость встречает всякую слабость и одно (как она думает) из проявлений слабости - доброту. Это справедливость. Воля к ней настолько сильнее всякой другой воли (желания), что ее иногда трудно отличить от жертвенности. Это self-identity («самоидентичность») - искренность, отсутствие масок, подлинность, не-боязнь себя обнаружить… |
| Быть аристократом (по рождению) - мечта самолюбивого. Чтобы наличием у себя каких-то достоинств и заслуг не нужно было доказывать свое право на хорошее место в иерархии, «трудом себе доставлять независимость и честь». Это - даже большее благо, чем, скажем, талант. Происхождение, в свое время, было высшим из «природных данных», ведь оно избавляло от унизительной необходимости гнуть спину на других, а следовательно, и от нужды в особых умениях-талантах; талантами должны были дорожить плебеи… | Достоинство дано фактом рождения, а не особых достоинств, например, одаренности; также оно никак не соизмерено с местом в иерархии; сознание всего этого можно назвать, если есть охота, и «внутренним аристократизмом». (По аналогии с тем особым, ни от чего не зависящим достоинством, которое якобы дает рождение знатное.) Природа и случай распределяют свои дары неравномерно. Однако достойная позиция - в том, что дар есть и обязанность («кому много дано, с того много и спросится»). |
Александр Круглов. Выдержки отсюда