Часть этой ЗФБ у меня прошла под знаком Парцелиуса. На самом деле, интереснейший же товарищ - и тоже чот как-то недораскрытый. В каноне все в конце концов скатывается к типажу "трусливая мелкая душонка, напрасно мечтающая о магии". Фи. Так неинтересно. И не сочетается с тем скромным фактом, что сей товарищ таки добыл философский камень — а чем еще мог быть этот его алхимический эликсир вечной жизни? — и тогда стопроцентно проходил путем Великого Делания.
Как я его вижу... Нет, он ни фига не няша. Но в своей области явный гений, экспериментатор, приближающийся к классическому "безумному ученому". Ни разу не альтруист, язвительный одиночка, своя хата с краю, судьбы человечества и общее благо ему параллельны. Но до абсолютной сволочи ему все же далеко. И еще я упорно фаноню, что магический дар у Парцелиуса все-таки есть изначально, был еще до его прибытия в ВС. Дар очень слабый, нестабильный, со стихийными всплесками, и периодически вроде бы контролируемые эксперименты в его исполнении выливаются в абсолютно непредсказуемую хрень.
"Василиски" — почти что долгострой, я их начала еще в октябре, а дописывала, как водится, под дедлайн (и в том числе у стоматолога, ага, пока ждала действия анестетика). Обоснуй, откуда у нас появилось в каноне такое странное, скатоподобное, ни разу не похожее на классических василисков, но все же василиском называющееся. Парцелиус говорит, что Васил потомок василисков, просто они вот так выродились. Из гибрида змеи с петухом — вот в ЭТО? И тут у меня зачесались руки применить любимый финт: если нечто известно только со слов определенного героя, не факт, что он не солгал! Потрындели... Покурили... Написал)
Название: Откуда берутся василиски
Автор: Felis caracalБета: авторская вычитка
Размер: мини, 2915 слов
Пейринг/Персонажи: Парцелиус,
Васил, НМП
Категория: джен
Жанр: приключения, юмор
Рейтинг: G
Предупреждения: AU
Краткое содержание: говорят, василиски вырождаются. Поэтому единственный известный в каноне василиск выглядит крайне нетипично — как синий чешуйчатый летающий скат. А что, если дело не в вырождении? И когда Васил успел сдружиться с алхимиком Парцелиусом?
Примечание: преканон.
Спойлер для тех, кто не знает канонВзгляд Васила, в отличие от взгляда "классических" василисков, неспособен кого-либо убить, а лишь временно парализовать. Попавшие под действие его взгляда через некоторое время сами приходят в себяРазмещение: запрещено без разрешения автора
Неопрятный мужик с всклокоченной чёрной бородой дрожал от страха и потел так, что его за милю учуял бы любой, не то что опытный алхимик.
— Уверяю вас, господин, это яйцо снёс мой чёрный петух, всё, как я вам говорил, я для этого к вам в пеще... эээ... ре-ди-зенцию и шел, вам ведь пригодится, наверное, добрый г-господин...
Последние слова он договаривал, уже положив свою ношу на пол и пятясь к выходу из пещеры. А на пороге и вовсе повернулся задом и задал стрекача.
Парцелиус проводил его взглядом и презрительно фыркнул. Глупые людишки! Раз алхимик, значит, обязательно прячет несметные богатства и умеет превращать что угодно в золото. Что ни месяц, непременно кто-нибудь явится разведать, нельзя ли в его пещере чем поживиться. Боятся ведь, а все равно ходят. И ушел уже в горы на полдня пути от ближайшей деревни, так нет же, таскаются регулярно, как добрые католики на исповедь! И ладно бы несли что-то вменяемое, он бы на еде сэкономил. В прошлый раз, всего десять дней назад, притащили целый мешок жаб и лягушек. Ну вот зачем ему? Французишки по ту сторону Альп их, говорят, едят, но приличный итальянский алхимик до такого опускаться не собирался.
Он подобрал оставленное сбежавшим мужиком яйцо — действительно какое-то странное, оливковое и продолговатое. Ни на куриное, ни на утиное не похоже. Яйцо чёрного петуха, говорите... А из принесённых жаб ещё пара штук живы — вон, квакают в отгороженном углу...
Парцелиус растянул губы в мрачной ухмылке. В сказки выживших из ума старух он не верил. Он учёный, а не деревенский знахарь, у него за плечами Феррарский университет1, и, если бы не излишнее внимание святой инквизиции, чёрта с два он бы убрался в горы. Но нападала иногда и на него тоска по бесшабашным студенческим гулянкам и мистификациям. Надо же и ему как-то развлекаться?
Вот и будет развлечение — докажем, что ни из какого яйца, даже высиженного жабой, мифический василиск не вылупится. Эмпирическим путём докажем, заметьте!
Он достал глубокую глиняную миску, аккуратно положил туда яйцо. Подпёр камнями, чтобы не перекатывалось. Выудил из отгородки полуживую жабу и шлёпнул сверху. Та слабо дрыгала лапками, но сбежать не порывалась. Вот и отлично. Хотя если жаба сдохнет, никакого развлечения не получится. Не идти же самому собирать новых!
Парцелиус критически оглядел полученную композицию: жаба явно собралась помирать. Нет, так не пойдёт… Обернувшись, взял со стола мензурку с позавчерашним укрепляющим эликсиром и плеснул на жабу. А-а, эликсир всё равно слабенький, даже простуженное горло вылечить до конца не хватило… Парцелиус махнул рукой и опрокинул мензурку в миску целиком, стараясь не думать, насколько по-идиотски выглядит со стороны. Мокрой теперь была не только жаба, но и выглядывавшие из-под неё камни, и стенки миски.
Всё-таки есть у одинокой жизни преимущества помимо спокойствия. Идиотом вот выглядишь только перед самим собой, например.
Впрочем, жаба явно приободрилась, но убегать всё равно не спешила. Сочтя свою задачу — по крайней мере, первый её этап — выполненной, Парцелиус прикрыл миску широким блюдом, чтобы очухавшаяся наседка не ускакала, и уселся работать. Итак, накаливать философскую ртуть, пока она не превратится в зелёного льва2…
Оторвался от тигля он много часов спустя. Наверняка уже стояла глубокая ночь, но выходить и проверять не хотелось.
Эксперимент с якобы петушиным яйцом шёл как полагается. То есть никак. Жаба всё так же валялась сверху, слабо дёргая лапами в ответ на тычки, на дне миски виднелись остатки эликсира. Часть, похоже, успела испариться: наливал он точно больше. На блюде конденсата нет, странно… Ну да и чёрт с ним.
Парцелиус снова водрузил блюдо обратно на экспериментальную миску и поплёлся спать.
Проснулся он оттого, что свет резал глаза. Опять проспал? Сегодня же диспут!
Только вскочив, он сообразил, что университет давно позади и опаздывать ему некуда. Пещера, знаете ли, не убежит.
А свет — розоватый и ярко пульсирующий — исходил от давешней миски и озарял почти всю его пещеру.
Первым побуждением было унестись подальше, сверкая пятками. «Подобное недостойно истинного учёного!» — мысленно пристыдил он сам себя, нашарил на полке молитвенник и с ним наперевес подкрался к сияющей миске. Хоть с божественным у него последние годы отношения были натянутые, но в такие моменты откуда что берётся…
— Домине Езу Кристе, — затянул Парцелиус дрожащим голосом, прихваченными в последний момент щипцами приподнимая служившее крышкой блюдо, — Фи3…
И осёкся.
Никакой чертовщины, которую он уже успел навоображать. Миска стоит как стояла. Жаба лежит как лежала. Яйцо под ней тоже лежит… наверное. Не видно же. А светятся капли эликсира на дне миски — или и яйцо тоже?
Алхимика пробрал ледяной пот. Чего-чего, а такого результата он от своего развлекательного эксперимента не ожидал. С чего вдруг эликсир — его личная разработка, между прочим, — начал светиться? В составе ведь нет ничего, что могло вызвать такую реакцию!
Может, выбросить это всё от греха подальше?
Он подхватил было миску под круглые бока, но тут же передумал. В конце концов, что такого произошло? Светится — ну и что, бывает. Эликсир ведь показался ему слабым, так, может быть, в процессе дистилляции что-то пошло не так. Не надо было оставлять перегонный куб, а самому уходить! Зато какой может быть эксперимент, если из яйца всё-таки что-то — то есть, разумеется, кто-то — вылупится… Уникальный! Даже если вылупится и не василиск. Да и миска хорошая, ещё пригодится.
Переведя дух и мысленно перекрестившись, Парцелиус снова прикрыл блюдом миску с яйцом и жабой и метнулся к столу — варить новую порцию эликсира. И записывать задним числом ход эксперимента, раз уж вчера не озаботился!
«Двадцатого числа сего месяца…»
Парцелиус отложил перо и повертел уставшим от писанины запястьем. «Развлечение» с выведением василиска несколько затянулось. Сияющая миска мирно стояла на столе вот уже третий месяц, но, кроме странного свечения, ничего не происходило.
Он исправно готовил всё новые и новые порции укрепляющего эликсира и поливал им содержимое миски. Неведомо каким чудом ещё живая жаба пластом лежала на яйце — ни пить, ни есть, ни испражняться ей, похоже, вовсе не требовалось, и поспособствовать этому мог только его эликсир. Кстати говоря, не желавший светиться нигде, помимо миски с жабой и яйцом. На всякий случай алхимик тщательно записал способ получения столь чудодейственной жидкости. В пяти экземплярах! И сам старательно пил его каждый день. Но то ли рецепт подходил только для жаб, то ли человеку нужна была бо́льшая доза — в общем, никакого особого эффекта у себя он не заметил.
Он снова взялся за перо. Каждодневные записи были до отвращения однообразны и сводились к «светится, налил эликсир, всё по-прежнему». Делал он их, пожалуй, на чистом упрямстве: чем больше проходило времени, тем ценнее казался этот случайный эксперимент, тем жальче было всё бросить.
«… искомое свечение в оном сосуде…»
И тут в миске, стоящей почти у него перед носом, что-то громко треснуло. От неожиданности Парцелиус подскочил чуть ли не до потолка пещеры. Колченогий табурет, на котором он сидел, отлетел куда-то назад. Мелькнула мысль отойти ко входу, но затёкшие ноги подкосились, и дальше алхимик наблюдал, стоя на коленях.
Служившее крышкой блюдо съехало в сторону. Свечение пульсировало всё ярче, в розовом свете появились алые проблески.
Парцелиус разрывался между благоговением, — ведь здесь, сейчас, в его пещере, на его глазах происходит, может быть, невиданное доселе чудо! — желанием спрятаться куда подальше и прозаическим, но оттого не менее мерзким колотьём в затёкших ногах.
Из миски резво выпрыгнула внезапно ожившая жаба. Парцелиус вытаращил глаза: только что лежала тряпкой! Жаба оскорблённо квакнула, спрыгнула со стола и шустро ускакала к выходу.
Треск повторился, на сей раз чуть тише, и свечение погасло. Всё затихло.
Выждав минут десять, алхимик с трудом поднялся и заглянул в миску. Там, на дне, из наполовину расколотого яйца пыталось выбраться нечто мелкое, чешуйчатое и светло-синее. И тихо-тихо жалобно попискивало.
Вот это вот — василиск? Парцелиус не верил собственным глазам. Где же царь пустынь, где знаменитое коронованное чудовище с петушиным телом, колючими крыльями и змеиным хвостом? Нечто перед ним гораздо больше напоминало летучую мышь — если бы на свете существовали голубые и чешуйчатые летучие мыши.
Мелкое создание всё возилось в скорлупках, пища и, похоже, пытаясь подняться на ноги. Опасным оно не выглядело, так что Парцелиус облегчённо выдохнул и потянулся за пинцетом — убрать прилипший к голове существа треугольничек скорлупы.
Стоило ему поддеть пинцетом осколок, как неизвестная науке мелочь подняла голову и уставилась прямо на него. Один глаз у неё оказался черным, другой — ярко-синим. Смотрелось, пожалуй, даже симпатично.
— Неужели ты и правда василиск? — пробормотал себе под нос Парцелиус, разглядывая мелкое создание.
Создание по-птичьи склонило головку набок и вдруг, широко открыв рот, закричало.
Ну то есть это уже позже Парцелиус понял, что случилось. А в тот момент его словно волной вынесло из пещеры, и опомнился он, только сидя в снегу на склоне, шагах в двадцати от входа, и пытаясь отдышаться и вытрясти из ушей остатки невыносимо высокого звука. Надо записать, кстати: с размаху задом в сугроб — отлично приводит в чувство!
Посидев минут с пять и насквозь промочив снегом штаны, Парцелиус потряс головой и кое-как поднялся. Вот сейчас он как доберётся до своей пещеры... Как свернёт шею этой мелкой дряни... Все равно же собирался препарировать на благо науки!
Но мелкая дрянь оказалась проворной и встретила его на пороге. Снова открыла рот...
Обратно в сугроб — ещё ладно, а если он таким макаром вообще со склона рухнет? В пропасть?!
— Тшшш! — в ужасе взмолился алхимик, сам не зная зачем прикладывая палец к губам.
И создание внезапно послушалось. Закрыло рот, подковыляло к нему и ткнулось в его башмак.
— Ты чего? — ошалело выдавил Парцелиус, глядя на попытки мелкого монстра влезть повыше.
Существо тихонько пискнуло, наконец забралось на башмак и целеустремлённо поползло вверх по брючине.
Ну нет уж! Собрав остатки смелости, он отодрал ползучую мелочь от собственных штанов. Мелочь не слишком протестовала, висела в его кулаке и попискивала. Хоть и чешуйчатая, на ощупь она оказалась мягкой и даже приятной — как старая кожаная перчатка.
Добравшись до стола, другой рукой Парцелиус вытряхнул из родильной миски прямо на столешницу остатки скорлупы.
— Сиди здесь, — наставительно выдал он, опуская пищащее существо в освободившуюся миску. — Только не ори, ради всего святого!
Легко сказать, не ори... Оно только что вылупилось. Младенцы вон тоже орут почём зря. А как затыкают младенцев?
Точно. Надо попробовать накормить эту пакость. Иначе он и ланцет не успеет достать, как она заорёт, — и что тогда? В пропасть? А он ещё даже толком разглядеть свой... результат эксперимента не успел!
— На, лопай, — Парцелиус поставил перед недовольно пищащим созданием кювету с накрошенной лепёшкой, размоченной простой водой. — Это ты будешь? Больше у меня всё равно ничего нет, кроме вяленого мяса. Я, знаешь ли, как-то не рассчитывал кормить ещё и тебя.
Лепёшка, судя по всему, понравилась, поскольку была всосана в момент. Пришлось крошить ещё одну. На половине второй кюветы существо отвалилось от еды, закрыло глазёнки и, похоже, прямо там и заснуло.
— Ну и что мне с тобой делать? — ворчал Парцелиус, вытаскивая кювету и вытряхивая остатки крошева. — Тебя ж даже не препарировать толком, слишком мелкий, меня такому не учили. Попробовать могу, но вдруг испорчу? Ты ж уникальное существо, твою шкуру небось любой университет с руками оторвёт. А я прославлюсь как создатель настоящего василиска. Настоящего, а не из этих побасёнок!
Он взглянул на мирно дрыхнущее создание. Вроде дрожит... или это только кажется? Плюнул и укрыл мелкое существо собственным шарфом.
— Нет уж. Сначала вырасти до вменяемых размеров, а тогда уже и послужишь на благо науки.
Неведомый зверь рос не по дням, а по часам. Как-то Парцелиус поймал себя на том, что называет его Василом — ну не василиском же звать! Так и прижилось.
Размоченные лепёшки быстро сменились вяленым мясом, а там и просто чем бог послал. Впрочем, Васил вообще оказался непривередливым и понятливым, ел что давали (главное, понемногу), вёл себя тихо, работать Парцелиусу не мешал. Как алхимик и предполагал с самого начала, его василиск оказался существом летающим, и насколько неуверенно ковылял по земле, настолько же свободно чувствовал себя в небе. Расправив крылья, он больше всего походил на большой синий ковёр с бахромой по краям, и только длинный костистый хвост не вписывался в образ.
Весной выяснились сразу две новости. Во-первых, оказалось, что Васил обожает гоняться за бабочками. Те были редкими гостьями в горах, но иногда всё же залетали на верхотуру, и тогда Васил сходил с ума от радости и носился за ними по склонам. А догоняя, мгновенно всасывал в рот. Очевидно, бабочки для него были особым лакомством. А во-вторых...
Это случилось в последний снежный день. Ещё вчера пригревало солнце и Васил охотился за своими любимыми бабочками, а сегодня поднялась пурга. У входа в их пещеру за ночь намело сугробы, и Парцелиус запретил Василу вылетать наружу. Ищи его потом! Лучше пусть в пещере сидит, в своём углу.
Сам же уселся за заброшенный было дневник наблюдений. Итак, basiliscus, молодая особь предположительно мужского пола...
По ушам ударило таким грохотом, что алхимик аж голову вжал в плечи. Потом, опомнившись, кинулся в Василов угол — грохотало оттуда.
Василиск лежал возле рухнувшего набок сундука, прикрыв голову крыльями. Весь в осколках от пробирок: те сушились на сундуке сверху.
— Ты что натворил? — завопил Парцелиус, увидев такое зрелище. — Ты зачем сундук своротил, чудовище???
И тут у него в ушах словно раздался шёпот: «Я больше не буду».
Парцелиус замер.
Не может быть.
— Васил? — медленно переспросил он. — Это ты?
«Я».
— Ты что, говорить умеешь?
В ответ раздалось почти человеческое фыркание. Ясно, вопрос был дурацкий.
— Ну так какого же дьявола ты тут устроил, если ты разумный, а не бессловесная тварь? — грозно вопросил Парцелиус.
«Скучно. Летать нельзя».
— Скучно ему! — взвился алхимик. — Скучно! А я тут при чём? Ты же мне половину пробирок разбил, чудовище! Я, что ли, метель тебе назло устроил?
«А кто?»
Парцелиус никогда не хотел учить — только учиться сам. Не собирался иметь детей. Но, похоже, от воспитания хотя бы одного разумного существа отвертеться всё-таки не удастся.
— Природа, — вздохнул он. — Я над ней не властен. — Не удержался и добавил: — Пока.
В разноцветных глазах Васила вспыхнуло такое любопытство… Пришлось на доступном ему языке объяснять, что такое алхимия, чем занимается лично Парцелиус, зачем ему постигать тайны природы и вмешиваться в естественный ход вещей.
После этого о препарировании Васила Парцелиус, понятно, и думать забыл. Ну василиск и василиск — мало ли что в легендах написано, если на самом деле всё совсем по-другому?
До тех пор пока не случилась катастрофа.
Солнечным летним утром Васил, как обычно, сразу после завтрака улетел размять крылья. Парцелиус же разжёг огонь под тиглем и только принялся растирать в порошок ингредиенты для недавно вычитанного опыта, как до него донеслись еле слышные голоса.
Алхимик прислушался. Потом погасил огонь, запер в сундук инструменты и подошёл к выходу.
Далеко внизу на тропе показалась процессия, с песнопениями и молитвами двигавшаяся прямо к его пещере. Ошибки быть не могло: других троп здесь не проходило.
Какого дьявола он им сдался? Неужели кто-то всё-таки увидел Васила? Да нет, не может быть, он же сначала сам прятал его, когда слышал, что кто-то взбирается в гору, а потом объяснил, что тому надо быть осторожным и прятаться самому.
Видимо, всё-таки недообъяснил.
Парцелиус перевёл взгляд на приблизившуюся процессию. Человек двадцать пять, не меньше. Впереди, в чёрной сутане, шагал деревенский священник, а сразу за ним шёл… Парцелиус прищурился, всматриваясь. Да, точно, тот самый мужик с чёрной бородой, который тогда принёс ему петушиное яйцо!
Не дойдя до пещеры каких-нибудь полсотни шагов, процессия остановилась. Священник шагнул вперёд.
— Мир тебе, сын мой, — нервно проблеял он.
Да он же сам его боится!
На Парцелиуса снизошло облегчение. Хватать и жечь его, похоже, пока не собираются — кишка тонка! Отболтается. Не впервой. Лишь бы Васил не вернулся, пока эти не уберутся восвояси.
— И тебе мир, падре, и вам, добрые люди, — отозвался он. — Что привело вас в мою скромную обитель?
— Это он, он! — вдруг завопил чернобородый, тыкая пальцем в Парцелиуса и аж подпрыгивая от возбуждения. — Это он у меня яйцо стащил!
Стащил?
Из воплей и размахивания руками получалось примерно следующее: больше полугода назад Парцелиус под покровом ночи спустился в деревню, забрался в курятник этого мужика и украл дьявольскую диковину — петушиное яйцо. В то время как рачительный хозяин собирался отнести яйцо вместе с петухом в церковь, чтобы достопочтенный падре разобрался с бесовской силой.
«Путём варки петуха, не иначе», — мысленно добавил Парцелиус. А вслух сказал:
— Святой отец и вы, добрые люди. Посудите сами, зачем же мне творить подобные бесчинства? Я не колдун, я добрый католик, — тут он достал из-под рубахи нательный крест, — и мирный философ. Я удалился в горы, дабы в молитвах и размышлении постигать богословие…
Спасибо родному университету: богословию там выучили даже его!
— Тогда, сын мой, скажи: видел ли ты невиданное чудовище, что вздумало летать над этими горами?
— Нет, падре, не видел. Я редко выхожу из пещеры, провожу время над книгами.
Священник не отставал:
— Эти добрые люди говорят, что чудовище прилетает как раз со стороны твоей пещеры, что оно синего цвета… — Тут он побледнел и потерянно добавил: — Вон как то…
Парцелиус обернулся. Из-за выступа скалы высовывалась наглая Василова морда.
Что делать?!
«Ой».
«Лети отсюда!» — мысленно взвыл Парцелиус.
«А почему они лежат?»
Алхимик крутанулся на каблуках. Вся процессия, только что сгрудившаяся на тропе, валялась вповалку и не шевелилась. Впереди всех, живописно раскинув руки и глядя в небо невидящими глазами, лежал достопочтенный падре.
— Ты что сделал, чудовище??? — простонал алхимик.
«Я на них посмотрел. А они упали».
Парцелиус так и застыл на месте. Убийственный для всех, кроме хозяина, взгляд василиска… Всё-таки не байки?
Потом отмер и кинулся в пещеру — собирать вещи. Быстрей, быстрей, главное — записи, книги и деньги, остальное можно купить, быстрей, подальше в Альпы!
А то ведь этого святая инквизиция ему точно не простит.
1. Феррара – один из культурных центров средневековой Италии, по значению сравнимый с Флоренцией, Венецией и Миланом. Наиболее известные выпускники Феррарского университета – Николай Коперник и Парацельс.
2. Начальные слова рецепта получения философского камня по Джорджу Рипли.
3. Иисусова молитва, прошение о помиловании, о помощи в испытаниях и о помощи в борьбе с искушениями. На латыни: Domine Iesu Christe, Fili Dei, miserere mei, peccatoris.Теперь о следующем фике, о "Рождественской песни". Да, это не сказка, это не что иное, как Большая Котиная Гадость. Причем прежде всего самому себе, потому что там сволочные ВСЕ. Я все-таки обычно стараюсь, наоборот, всех уползти и сделать если не белопушистыми, то хотя бы чисто по-человечески понятными, так что это был тот еще опыт работы над собой.
Это долгострой. Оно больше года с чавканьем и причмокиванием жрало мой моск, в самый-самый дедлайн наконец-то прожрало и вылезло наружу, так что я счастлив уже этому.
Читать дальше авторские многабукфффСудя по отзывам, Гадость получилась. Более того, судя по тем же отзывам, получилась задуманная Двойная Гадость: Виллина на фоне мерзопакостного Парцелиуса смотрится няшей. А ведь она не няша ну ни разу. Считайте: припирается без предупреждения туда, где неоднократно давали понять, что не ждут, входит без стука, подсматривает не касающееся ее и ничуть этого не смущается, когда ее тыкают носом, без запроса читает мораль и считает себя вправе распоряжаться чужими судьбами. Няша? Нет. В каноне она, например, лихо сгружает на чужие неподготовленные плечи собственные проблемы и быстренько улетает в Большой мир. Меня во многом раздражает канонная Элли, я этого, кажется, никогда и не скрывал, но в подобной ситуации — ннна тебе кучу проблем, разгребай! — истерить и сачковать неудивительно.
А после перечитывания сего фика на трезвую и не сгрызенную голову я начинаю тихо подозревать, что есть тут еще и третий слой Гадости: и книги в башне появились не случайно, и Виллина так упорно ездит по мозгам Парцелиусу тоже не случайно и не просто из любви к нанесению пользы и причинению добра насильно. Но вот зачем — пока не понял. Надеюсь, потом пойму.
Почему сволочные эти два, понятно. Сволочной Аларм фоном — потому что не может решить, на каком из двух стульев сидеть удобнее, при этом явно собрался забить болт на собственных детей. Менее всего сволочной смотрится Элли — на первый взгляд. Но стоп, это та самая Элли, которая в каноне обещает тому самому Парцелиусу выйти за него, внимание, если Аларм и Гуд оживут. Ожили? Нуичо, Парцелиус очень вовремя оказался под влиянием Пакира, значит, на собственное обещание можно радостно забить. Элли же хозяйка своему слову, захотела — дала, захотела — взяла обратно.
Короче, это всё со всех сторон — ебля жабы гадюкой. Хороши либо в таймлайне фика, либо в недавнем прошлом абсолютно все. И я офигенно счастлив, что я это асилел. Возможно (и даже наверняка), вышло далеко не идеально, но сам факт асиливания меня безумно радует. Название: Рождественская песнь алхимика Парцелиуса
Автор: Felis caracalБета: авторская вычитка
Размер: мини, 1245 слов
Пейринг/Персонажи: Парцелиус,
Виллина, упоминаются
Аларм/
ЭллиКатегория: джен
Жанр: драма
Рейтинг: G
Предупреждения: AU
Краткое содержание: алхимик Парцелиус нашел ритуал, позволяющий вызвать духов прошлого, настоящего и будущего Рождества
Примечание: постканон, частичный вольный ретеллинг "Рождественской песни в прозе" Ч. Диккенса
Размещение: запрещено без разрешения автора
В Рождество холодно даже в Волшебной стране.
Опустившись на колени перед камином, Парцелиус поёжился. Замёрзшие руки не слушались, и старательно уложенную поверх растопки бумагу удалось зажечь только с третьего раза. Но вот, наконец, край старого черновика вспыхнул, от него занялись щепки...
Дождавшись, когда пламя охватило верхние поленья, алхимик тяжело поднялся на ноги. Скоро станет тепло. И можно будет приступать к задумке.
За окном стояла обычная для Жёлтой страны золотая осень. Тёплая, конечно, почти как лето — не сравнить с альпийской, но сегодня его с самого утра пробирал холод. Может быть, виной тому Рождество: сколько он себя помнил, в этот день всегда было холодно. А может, нервишки шалят. Хоть самому себе можно не врать: стоило подумать про предстоящий ритуал, и сердце только что из груди не выпрыгивало. Пусть тот и на стыке с алхимией, а всё же магия! Сколько бы Парцелиус ни хорохорился при Элли, Виллине и всяких прочих феях да чародейках, а магии он всё-таки побаивался. Особенно после гостевания в Пакировом дворце, будь он проклят во веки веков. И даже после того как нашёл в башне Торна целый шкаф, полный волшебных книг.
Но такой шанс выпадает один раз в год. Только раз в году граница между магическим и немагическим истончается настолько, что даже простые люди способны творить чудеса. И откладывать он не намерен.
Парцелиус подошёл к столу. Ещё раз сверился с магической книгой. Ещё раз прокрутил в воспоминаниях, как именно и из чего готовил зелье. Растительная часть: Picea abies, Ilex aquifolium, Viscum album... Минеральная часть... Мера собственной крови... Нет, всё правильно. Ещё раз повторил про себя, что именно и в какой последовательности нужно будет делать.
Пламя в камине весело потрескивало. Пыхтя от натуги, Парцелиус подтащил ближе к огню самое удобное кресло: если всё пройдет удачно, то сидеть ему перед камином довольно долго. Не на табуретке же восседать, с его-то горбом!
Всё готово. Можно начинать.
Усевшись в кресло и грея в ладонях колбу с зельем, алхимик уставился на огонь. Глубоко вдохнул и выдохнул, отгоняя остатки страха. Аккуратно вылил в пламя примерно треть колбы. И едва успел отдёрнуть руку: вверх мгновенно взвились зеленоватые языки.
— Дух прошлого Рождества! — четко проговорил Парцелиус. В душе он ликовал: всё идет как должно, первый этап сработал!
Из зелёного пламени соткалась призрачная фигура. Навстречу поражённому Парцелиусу из камина вышагнул... он сам. Только намного моложе. Действительно намного — в эти годы он ещё не создал своего эликсира вечной жизни. Да полно, хотя бы университет-то закончил?
Дух повёл руками, и перед глазами алхимика мгновенно возникла до боли знакомая, можно сказать, родная пещера. Университет, значит, уже позади...
— Смотри... — прошелестело над ухом.
Призрачный двойник колдовал над мензурками и ретортами, растирал в порошок, просеивал, растворял. Вот ему понадобилось разжечь огонь под тиглем. Двойник метнулся туда-сюда, наконец вытащил из-под груды бумаг небрежно сложенный квадратик, поджёг...
Картина перед глазами начала расплываться и таять, дух изогнулся дугой.
— Сгинь! — Парцелиус еле вспомнил, что нужно сказать.
Дух исчез. Пламя в камине снова стало обыкновенным.
Алхимик вытер пот со лба. Поди пойми этих духов!
Что там был за квадратик? Письмо от какой-то девчонки, кажется... Если он ничего не путает через столько лет.
Ну что ж, нужно продолжать.
В огонь отправилась ещё треть содержимого колбы. Снова полыхнули зелёные языки. Очередь была за духом нынешнего Рождества.
Парцелиус увидел теперешнего себя, словно в зеркале, угрюмо уставившегося в камин, одного во всем дворце. Потом перед глазами промелькнул украшенный к празднику город Дурбана, пирующие и пляшущие гномы, тролли, лешие и ведьмочки — Сказочный народ по привычке праздновал кто Йоль, кто Рождество, а кто и вовсе какие-то свои праздники. Затем показались башни Изумрудного города. О, да это же королевская семья! Тоже празднуют. Ну да, Хранительница Элли ведь, как и он сам, из Большого мира, наверняка не забывает старые привычки. Взрослые сидят за столом, нарядные дети возятся с новыми игрушками...
Картинка поплыла, Парцелиус едва успел сопроводить её громким "сгинь".
Наступал самый ответственный этап.
— Дух будущего Рождества! — провозгласил алхимик и снова плеснул в камин зелье.
В зелёном пламени показался его дворец, заросший ползучим плющом и лианами. Он сам, ещё больше сгорбившийся, над лабораторным столом. Вокруг разруха, пыль, запустение... Город Всеобщего Счастья покинули все, кроме него. А в Изумрудном городе — торжество. На башнях развеваются флаги, горожане в праздничных одеждах высыпали на улицы, а на ступенях дворца королевская чета встречает высоких гостей...
— Решили вспомнить старую легенду, лорд Парцелиус?
Образ счастливых Элли и Аларма дрогнул и начал таять.
— Сгинь! — торопливо воскликнул алхимик и обернулся.
В дверях, подслеповато щурясь, стояла волшебница Виллина. Бывшая Хранительница и бывшая королева всё так же жила в Желтом дворце со своей свитой. И регулярно являлась надоедать Парцелиусу душеспасительными беседами.
— Здравствуйте, уважаемый Парцелиус, — улыбнулась она.
— И вам не хворать, — ворчливо отозвался он.
— Я заметила зелёные всполохи, когда пролетала мимо, и забеспокоилась, — объяснила она. — Ведь это особый цвет — цвет магии.
Парцелиус демонстративно повернулся обратно к огню.
Шурша платьем, Виллина прошла мимо него, мановением руки сотворила себе кресло и села ближе к камину, пытливо глядя на алхимика.
— Вот уж не думала, что вас гложет одиночество, — наконец промолвила она.
— Много увидеть успели? — язвительно поинтересовался Парцелиус.
Виллина помолчала.
— Не так уж много, но достаточно, поверьте. Вы совершили много ошибок, это так, но все мы делаем ошибки. Я тоже когда-то совершила немало такого, о чем сейчас жалею. Позвольте же дать вам добрый совет.
— Ну? — мрачно выплюнул алхимик.
— Не мучьте себя одиночеством, уважаемый Парцелиус, — мягко проговорила она. — Не нужно. Вы страшитесь того, что сотворили и продолжаете творить собственными руками. Не отталкивайте тех, кто всё ещё хочет вам помочь. Свет принимает всех, кто сам готов принять Свет. Вы ещё можете послужить на благо Волшебной стране, так одумайтесь же. Мне известна легенда, которую вы использовали в своём ритуале. Но поверьте, уважаемый Парцелиус, предопределённость бытия — это всего лишь миф. Дух показывает лишь один из множества вариантов будущего, и в ваших силах его изменить.
Алхимик молчал.
— Нам, старикам, особенно тяжело оставаться одним. Это и вправду страшно — видеть, как то, что ты любовно взрастил собственными руками, остается заброшенным и не нужным никому. Вы — человек учёный, ваши знания могут пойти на пользу всей Волшебной стране, я уверена. Вы ещё могли бы стать добрым другом Элли и Аларму, а со временем, возможно, — и наставником им и их детям. Ведь Хранительнице и Белому рыцарю столько всего нужно знать и уметь, столько всего успеть, и так мало времени остаётся для семьи... Вы могли бы помочь — и сама эта помощь исцелит вашу душу. Я видела, как вы смотрели на картины в пламени. Простите меня, но сложно было не понять, что вам не хватает семейного тепла. Всё ещё может измениться, уважаемый Парцелиус, поверьте мне. Прошу вас, одумайтесь...
Парцелиус пожал плечами и ничего не ответил. На Виллину он не смотрел. Подбросил в камин ещё пару поленьев и вгляделся в огонь.
Так и не дождавшись ответа, Виллина молча вышла из комнаты: Парцелиус слышал, как скрипят половицы под её шагами. Через несколько минут за окном промелькнуло золотистое облачко.
Только тогда алхимик вылил в весело пляшущий огонь последние капли зелья и позволил себе ухмыльнуться, глядя на мгновенно взвившийся к потолку столб зеленоватого дыма.
С чего ты взяла, старая ведьма, что легенда совпадает с ритуалом? Нет уж, дражайшая бывшая Хранительница, тут вы неправы. То, что показал дух будущего Рождества, не сбудется уже никогда. Ритуал — поворотная точка, само его выполнение гарантирует, что подобного уже не случится. Ни-ког-да. Для того-то он его и проводил! А вы сами выложили всю нужную информацию. На блюдечке, так сказать, с изумрудной каёмочкой.
Спасибо сплетницам-сорокам: только глухой не в курсе, что в королевской семье давно уже разлад. И что Белый рыцарь всё чаще пропадает где-то в Фиолетовой стране, в Пещере или вовсе в Подземелье в компании волшебницы Стеллы.
Ну-ну. Наставник и добрый друг, говорите. Ничего. Ещё не вечер, а Парцелиус умеет ждать. И подождёт.